Катали мы ваше солнце - Страница 18

– Никак живота не надышу… – пожаловался Докука.

Еще посидели. Надышав кое-как живот, Докука поднял со склона горсть бисерного подтаявшего снега, умылся, развел пальцами брови и вновь похорошел.

– Что ж теперь будет-то? – с тупым отчаянием спросил Кудыка. Капало с него, как с утопленника.

– Считай, пронесло грозу… – небрежно изронил красавец-древорез, выжимая шапку. – Был грех, да заспан…

– Да я не о порке! – сказал Кудыка с тоской. – И впрямь ведь из-под земли лезут… Неужто все, а? Неужто до самого до конца дожили?..

Докука надел шапку набекрень, огладил разрумянившиеся щеки и потащил с плеча мокрый полушубок. Порки на боярском дворе ленивый красавец боялся куда больше, нежели конца света.

– Как все, так и мы, – довольно бодро ответил он. – Доживем – так перемрем, а не доживем – так живы будем…

Сопя, взялся за полушубок. Покончил с левым рукавом, принялся за правый…

– Досуха, досуха!.. – посоветовали сзади. – Его после тебя еще люди носить будут…

Докука чуть не выронил одежонку. Кудыку – будто шилом с камня подняло. Обернулись. В каком-нибудь переплеве от тесаного камня стояли и насмешливо смотрели на них четыре рослых погорельца.

– Ай, берендеи!.. – Один из них, заливаясь смехом, хлопнул себя по дырявым коленкам. – Ай да воины!.. Ни сабельки, ни копьеца – все побросали!..

Охально вылущил зубы и, покачивая дырявой шапчонкой, обошел древорезов кругом.

– И еще бы воевал, да воевало потерял… – попробовал осторожно отшутиться Докука.

– Эвона!.. – удивился беженец и оглянулся на остальных. – Веселый! Балагурит…

Снял с синеглазого Докуки тщательно отжатую шапку, а взамен нахлобучил свою.

– А ты что же стоишь, не отжимаешь? – оборотился он к Кудыке. – Думаешь, приятно мне будет в мокром ходить?

Кудыка понурился и вздохнул. Он уже прикинул грядущие убытки. Шубейка, шапчонка – ветхие, так и так сносились… А вот сапоги – да. Сапоги жалко. Еще бы зиму прослужили… Да что там про сапоги-то!.. Не убьют – и ладно… Хотя почему не убьют? Как раз сегодня-то убить и могут. Народу в битве на речке Сволочи полегло несчитано. Так что – Кудыкой больше, Кудыкой меньше…

Да и злы погорельцы на слобожан за давешний погром. Все ведь землянки им поразвалили… А вот главарь у них смешливый – это хорошо… Хотя иной раз в преисподнюю и с прибаутками отправляют…

Смешливый главарь тем временем разочарованно оглядывал Кудыку.

– Что ж ты такой затрепыш-то? – упрекнул он. – Идучи на рать, мог бы, чай, и принарядиться!.. Товарищ-то вон твой, гляди, красную рубаху надел, порты клюквенны… Да-а, с этого леща чешуйку стоит поскрести… А зипун-то, зипун! Боярину впору!..

Кудыка покосился на товарища и подумал уныло, что главарь, похоже, невзначай правду молвил. Скорее всего, зипунец этот был извлечен Шалавой Непутятичной из дядюшкиных сундуков.

Тут неподалеку свистнули по-разбойничьи. Погорельцы тревожно оглянулись и сочли за лучшее убраться куда подальше.

– Милости просим, гостечки дорогие, – шутовски поклонился главарь, и подталкиваемые погорельцами древорезы двинулись извилистым путем меж развалин. Да, попались, как вошь во щепоть…

– Как величать-то прикажете? – полюбопытствовал главарь.

Древорезы со вздохом назвались. Погорельцы остановились и вылупили на них зенки.

– Кудыка?.. Докука?.. – ошеломленно повторил главарь. Потом вдруг сорвал со свалявшихся косм неправедно добытую шапку и что было сил шваркнул оземь. Брызнула во все стороны снежная слякоть.

– Вот те раз! – ликующе завопил он. – Не было ни чарки, да вдруг ендовой!.. Да это ж те самые, кого волхвы ищут!

– Ищут-то одного, а не двух, – недовольно поправил его другой погорелец. – Докуку вроде…

– Кудыку! – возразил третий.

– Кудыку, Докуку… Нам-то что за дело? – Главарь был несказанно рад. – А я-то думал, тут кроме шкурки и поживиться нечем!.. Волхвы-то ведь вязчее сулят!..

– Чего-чего?

– Ну, награду за поимку! Сдадим обоих, а кто не тот – того отпустят…

– А одежка? – забеспокоился вдруг четвертый погорелец. – Слышь, Пепелюга! Если к волхвам поведем, одежку-то с них снимать нельзя…

– Еще чего!.. – прикрикнул главарь. – И думать не смей! Шкурку сымем, оденем в наше – и скажем, что так поймали… Прятались-де в развалинах, за честных беженцев мыслили сойти…

* * *

Однако пока добрались до землянок, пока переодели древорезов в омерзительные сальные лохмотья, светлое и тресветлое наше солнышко успело налиться алым и уже готовилось кануть в далекое Теплынь-озеро. Вести пойманных к волхвам на ночь глядя погорельцы не решились – после того, что стряслось на речке Сволочи, даже для беспутных и отчаянных беженцев из Черной Сумеречи Ярилина Дорога была страхом огорожена. А уж капище – тем более…

Тлел зябкий дымный костерок. В хлипкой дышащей многократно ломанными ребрами землянке стояла промозглая угарная темь. Похрапывали лежащие вповалку погорельцы. Кудыку с Докукой уложили поближе к очажку, где светлее, а то еще не ровен час попробуют освободиться от уз. Хотя где там! Что-что, а руки-ноги вязать беженцы из Черной Сумеречи умели. Сторож у входа придремал, однако возможности пособить друг другу не было никакой: пленников разделял костер. Оставалось лишь ворочаться да всхлипывать от бессилия.

– Это все боярин… – Плаксиво кривя чумазое лицо, Докука с трудом приподнялся на локте. – Князь ему, вишь, не позволил меня высечь, так он волхвов подговорил! Племянницы простить не может… Или про боярыню дознался?..

Кудыка хмуро слушал и, как всегда, помалкивал. Уж ему-то было доподлинно известно, кого из них двоих ищут волхвы и за что… Часы… Часы – это ведь не шутка… За часы могут взять и – как того пьянчужку – в бадью да под землю.